Неточные совпадения
Он округло вытер платком свое
лицо и, запахнув сюртук, который и без того держался очень хорошо, с улыбкой приветствовал вошедших, протягивая Степану Аркадьичу руку, как бы желая
поймать что-то.
После обеда я в самом веселом расположении духа, припрыгивая, отправился в залу, как вдруг из-за двери выскочила Наталья Савишна с скатертью в руке,
поймала меня и, несмотря на отчаянное сопротивление с моей стороны, начала тереть меня мокрым по
лицу, приговаривая: «Не пачкай скатертей, не пачкай скатертей!» Меня так это обидело, что я разревелся от злости.
Не совсем приятно было в нем только то, что он то и дело медленно и осторожно заносил руку, чтобы
ловить мух у себя на
лице, и при этом иногда давил их.
Лицо Владимира Лютова побурело, глаза, пытаясь остановиться, дрожали, он слепо тыкал вилкой в тарелку,
ловя скользкий гриб и возбуждая у Самгина тяжелое чувство неловкости. Никогда еще Самгин не слышал, не чувствовал, чтоб этот человек говорил так серьезно, без фокусов, без неприятных вывертов. Самгин молча налил еще водки, а Лютов, сорвав салфетку с шеи, продолжал...
Казалось, что Туробоев присматривается к нему слишком внимательно, молча изучает,
ловит на противоречиях. Однажды он заметил небрежно и глядя в
лицо Клима наглыми глазами...
В саду старик в глухом клетчатом жилете полол траву на грядках.
Лицо и шея у него были фиолетовые, цвета гниющего мяса.
Поймав взгляд Самгина, Никонова торопливо сказала...
Поражало разнообразие типов, обилие иностранцев, инородцев, тепло одетых жителей Востока, слух
ловил чужую речь, глаз — необыкновенные фигуры и
лица.
Самгин нашел его усмешку нелестной для брата. Такие снисходительные и несколько хитренькие усмешечки Клим нередко
ловил на бородатом
лице Кутузова, но они не будили в нем недоверия к студенту, а только усиливали интерес к нему. Все более интересной становилась Нехаева, но смущала Клима откровенным и торопливым стремлением найти в нем единомышленника. Перечисляя ему незнакомые имена французских поэтов, она говорила — так, как будто делилась с ним тайнами, знать которые достоин только он, Клим Самгин.
Клим Иванович Самгин поставил себя в непрерывный поток людей, втекавший в двери, и быстро поплыл вместе с ним внутрь дворца, в гулкий шум сотен голосов, двигался и
ловил глазами наиболее приметные фигуры,
лица, наиболее интересные слова.
Свирепо рыча, гудя, стреляя, въезжали в гущу толпы грузовики, привозя генералов и штатских людей, бережливо выгружали их перед лестницей, и каждый такой груз как будто понижал настроение толпы, шум становился тише,
лица людей задумчивее или сердитей, усмешливее, угрюмей. Самгин
ловил негромкие слова...
— Должно быть, схулиганил кто-нибудь, — виновато сказал Митрофанов. — А может, захворал. Нет, — тихонько ответил он на осторожный вопрос Самгина, — прежним делом не занимаюсь. Знаете, — пред
лицом свободы как-то уж недостойно мелких жуликов
ловить. Праздник, и все лишнее забыть хочется, как в прощеное воскресенье. Притом я попал в подозрение благонадежности, меня, конечно, признали недопустимым…
Елена что-то говорила вполголоса, но он не слушал ее и, только
поймав слова: «Каждый привык защищать что-нибудь», — искоса взглянул на нее. Она стояла под руку с ним, и ее подкрашенное
лицо было озабочено, покрыто тенью печали, как будто на нем осела серая пыль, поднятая толпой, колебавшаяся над нею прозрачным облаком.
«Жулик», — мысленно обругал Самгин гостя, глядя в
лицо его, но
лицо было настолько заинтересовано
ловлей маринованного рыжика в тарелке, что Самгин подумал: «А может быть, просто болтун». — Вслух он сказал, стараясь придать словам небрежный тон...
Но Самгин уже знал: начинается пожар, — ленты огней с фокусной быстротою охватили полку и побежали по коньку крыши, увеличиваясь числом, вырастая; желтые, алые, остроголовые, они, пронзая крышу, убегали все дальше по хребту ее и весело кланялись в обе стороны. Самгин видел, что
лицо в зеркале нахмурилось, рука поднялась к телефону над головой, но, не
поймав трубку, опустилась на грудь.
Одно яйцо он положил мимо кармана и топтал его, под подошвой грязного сапога чмокала яичница. Пред гостиницей «Москва с но» на обломанной вывеске сидели голуби, заглядывая в окошко, в нем стоял черноусый человек без пиджака и, посвистывая, озабоченно нахмурясь, рассматривал, растягивал голубые подтяжки. Старушка с ласковым
лицом, толкая пред собою колясочку, в которой шевелились,
ловя воздух, игрушечные, розовые ручки, старушка, задев Клима колесом коляски, сердито крикнула...
И вдруг засмеялся мелким смехом, старчески сморщив
лицо, весь вздрагивая, потирая руки, глаза его, спрятанные в щелочках морщин, щекотали Самгина, точно мухи. Этот смех заставил Варвару положить нож и вилку; низко наклонив голову, она вытирала губы так торопливо, как будто обожгла их чем-то едким, а Самгин вспомнил, что вот именно таким противным и догадливым смехом смеялся Лютов на даче, после
ловли воображаемого сома.
Варвара подавленно замолчала тотчас же, как только отъехали от станции Коби. Она сидела, спрятав голову в плечи,
лицо ее, вытянувшись, стало более острым. Она как будто постарела, думает о страшном, и с таким напряжением, с каким вспоминают давно забытое, но такое, что необходимо сейчас же вспомнить. Клим
ловил ее взгляд и видел в потемневших глазах сосредоточенный, сердитый блеск, а было бы естественней видеть испуг или изумление.
Вдруг Штольц изменился в
лице,
поймав истину. На него пахнуло холодом.
Никогда не
поймаешь на
лице его следа заботы, мечты, что бы показывало, что он в эту минуту беседует сам с собою, или никогда тоже не увидишь, чтоб он устремил пытливый взгляд на какой-нибудь внешний предмет, который бы хотел усвоить своему ведению.
Даже Захар, который, в откровенных беседах, на сходках у ворот или в лавочке, делал разную характеристику всех гостей, посещавших барина его, всегда затруднялся, когда очередь доходила до этого… положим хоть, Алексеева. Он долго думал, долго
ловил какую-нибудь угловатую черту, за которую можно было бы уцепиться, в наружности, в манерах или в характере этого
лица, наконец, махнув рукой, выражался так: «А у этого ни кожи, ни рожи, ни ведения!»
Он рисует эти загорелые
лица, их избы, утварь,
ловит воздух, то есть набросает слегка эскиз и спрячет в портфель, опять «до времени».
— Не в мазанье дело, Семен Семеныч! — возразил Райский. — Сами же вы сказали, что в глазах, в
лице есть правда; и я чувствую, что
поймал тайну. Что ж за дело до волос, до рук!..
Он убаюкивался этою тихой жизнью, по временам записывая кое-что в роман: черту, сцену,
лицо, записал бабушку, Марфеньку, Леонтья с женой, Савелья и Марину, потом смотрел на Волгу, на ее течение, слушал тишину и глядел на сон этих рассыпанных по прибрежью сел и деревень,
ловил в этом океане молчания какие-то одному ему слышимые звуки и шел играть и петь их, и упивался, прислушиваясь к созданным им мотивам, бросал их на бумагу и прятал в портфель, чтоб, «со временем», обработать — ведь времени много впереди, а дел у него нет.
— Лучше всего этот светлый фон в воздухе и в аксессуарах. Вся фигура от этого легка, воздушна, прозрачна: вы
поймали тайну фигуры Марфеньки. К цвету ее
лица и волос идет этот легкий колорит…
— А! —
поймал ее Райский, — не из сострадания ли вы так неприступны!.. Вы боитесь бросить лишний взгляд, зная, что это никому не пройдет даром. Новая изящная черта! Самоуверенность вам к
лицу. Эта гордость лучше родовой спеси: красота — это сила, и гордость тут имеет смысл.
Повторяю опять: он решительно как бы прилепился к Макару Ивановичу, и я часто
ловил на
лице его чрезвычайно привлекательную улыбку, когда он слушал старика.
Я поднял голову: ни насмешки, ни гнева в ее
лице, а была лишь ее светлая, веселая улыбка и какая-то усиленная шаловливость в выражении
лица, — ее всегдашнее выражение, впрочем, — шаловливость почти детская. «Вот видишь, я тебя
поймала всего; ну, что ты теперь скажешь?» — как бы говорило все ее
лицо.
Привалов раскланялся, Алла ограничилась легким кивком головы и заняла место около мамаши. Агриппина Филипьевна заставила Аллу рассказать о нынешней рыбной
ловле, что последняя и выполнила с большим искусством, то есть слегка картавым выговором передала несколько смешных сцен, где главным действующим
лицом был дядюшка.
Это минуты, когда все инстинкты самосохранения восстают в нем разом и он, спасая себя, глядит на вас пронизывающим взглядом, вопрошающим и страдающим,
ловит и изучает вас, ваше
лицо, ваши мысли, ждет, с которого боку вы ударите, и создает мгновенно в сотрясающемся уме своем тысячи планов, но все-таки боится говорить, боится проговориться!
Для уборки рыбы природа позаботилась прислать санитаров в
лице медведей, кабанов, лисиц, барсуков, енотовидных собак, ворон, сизоворонок, соек и т.д. Дохлой кетой питались преимущественно птицы, четвероногие же старались
поймать живую рыбу. Вдоль реки они протоптали целые тропы. В одном месте мы увидели медведя. Он сидел на галечниковой отмели и лапами старался схватить рыбу.
Его
поймал какой-то господин, который привел сапожника — изобретателя обуви с железным снарядом для Гарибальди. Гарибальди сел самоотверженно на кресло — сапожник в поте
лица надел на него свою колодку, потом заставил его потопать и походить; все оказалось хорошо.
Левко стал пристально вглядываться в
лицо ей. Скоро и смело гналась она за вереницею и кидалась во все стороны, чтобы
изловить свою жертву. Тут Левко стал замечать, что тело ее не так светилось, как у прочих: внутри его виделось что-то черное. Вдруг раздался крик: ворон бросился на одну из вереницы, схватил ее, и Левку почудилось, будто у ней выпустились когти и на
лице ее сверкнула злобная радость.
Городок, действительно, закопошился. Номер ходил по рукам, о таинственном корреспонденте строились догадки, в общих характеристиках узнавали живых
лиц,
ловили намеки. А так как корреспондент в заключение обещал вскрыть на этом фоне «разные эпизоды повседневного обывательского прозябания», то у Трубникова опять прибыло в нашем городе несколько подписчиков.
Явилась мать, я очутился в углу, около печи, а она, загораживая меня, говорила,
ловя и отталкивая руки деда, летавшие пред ее
лицом...
Чуткая память
ловила всякую новую песню и мелодию, а когда дорогой он начинал перебирать свои струны, то даже на
лице желчного Кузьмы появлялось спокойное умиление.
И вот, наконец, она стояла пред ним
лицом к
лицу, в первый раз после их разлуки; она что-то говорила ему, но он молча смотрел на нее; сердце его переполнилось и заныло от боли. О, никогда потом не мог он забыть эту встречу с ней и вспоминал всегда с одинаковою болью. Она опустилась пред ним на колена, тут же на улице, как исступленная; он отступил в испуге, а она
ловила его руку, чтобы целовать ее, и точно так же, как и давеча в его сне, слезы блистали теперь на ее длинных ресницах.
Ипполит вспыхнул. У него было мелькнула мысль, что князь притворяется и
ловит его; но, вглядевшись в
лицо его, он не мог не поверить его искренности;
лицо его прояснилось.
Он разом вспомнил и давешний Павловский воксал, и давешний Николаевский воксал, и вопрос Рогожину прямо в
лицо о глазах, и крест Рогожина, который теперь на нем, и благословение его матери, к которой он же его сам привел, и последнее судорожное объятие, последнее отречение Рогожина, давеча, на лестнице, — и после этого всего
поймать себя на беспрерывном искании чего-то кругом себя, и эта лавка, и этот предмет… что за низость!
При входе в этот корпус Луку Назарыча уже встречал заводский надзиратель Подседельников, держа снятую фуражку наотлет. Его круглое розовое
лицо так и застыло от умиления, а круглые темные глаза
ловили каждое движение патрона. Когда рассылка сообщил ему, что Лука Назарыч ходит по фабрике, Подседельников обежал все корпуса кругом, чтобы встретить начальство при исполнении обязанностей. Рядом с ним вытянулся в струнку старик уставщик, — плотинного и уставщика рабочие звали «сестрами».
Здесь был только зоологический Розанов, а был еще где-то другой, бесплотный Розанов, который летал то около детской кроватки с голубым ситцевым занавесом, то около постели, на которой спала женщина с расходящимися бровями, дерзостью и эгоизмом на недурном, но искаженном злостью
лице, то бродил по необъятной пустыне,
ловя какой-то неясный женский образ, возле которого ему хотелось упасть, зарыдать, выплакать свое горе и, вставши по одному слову на ноги, начать наново жизнь сознательную, с бестрепетным концом в пятом акте драмы.
Он очень верно подражал жужжанию мухи, которую пьяный
ловит на оконном стекле, и звукам пилы; смешно представлял, став
лицом в угол, разговор нервной дамы по телефону, подражал пению граммофонной пластинки и, наконец, чрезвычайно живо показал мальчишку-персиянина с ученой обезьяной.
— Миленький мой! Василь Василич! Васенька! Ей-богу! Вот, ей-богу, никогда ничего подобного! Я всегда была такая осторожная. Я ужасно этого боялась. Я вас так люблю! Я вам непременно бы сказала. — Она
поймала его руки, прижала их к своему мокрому
лицу и продолжала уверять его со смешной и трогательной искренностью несправедливо обвиняемого ребенка.
Любка
ловила ее руки, стремясь поцеловать, но экономка грубо их выдергивала. Потом вдруг побледнев, с перекошенным
лицом, закусив наискось дрожащую нижнюю губу, Эмма расчетливо и метко, со всего размаха ударила Любку по щеке, отчего та опустилась на колени, но тотчас же поднялась, задыхаясь и заикаясь от рыданий.
Она засыпала меня вопросами.
Лицо ее сделалось еще бледнее от волнения. Я рассказал ей подробно мою встречу с стариком, разговор с матерью, сцену с медальоном, — рассказал подробно и со всеми оттенками. Я никогда ничего не скрывал от нее. Она слушала жадно,
ловя каждое мое слово. Слезы блеснули на ее глазах. Сцена с медальоном сильно ее взволновала.
Подойдя к рампе, Луша подолгу всматривалась в черную глубину партера, с едва обрисовавшимися рядами кресел и стульев, населяя это пространство сотнями живых
лиц, которые будут, как один человек, смотреть на нее,
ловить каждое ее слово, малейшее движение.
Вокруг них осторожно кружились шпионы,
ловя чуткими ушами отдельные возгласы, запоминая
лица, манеры и слова, а с другой стороны улицы на них смотрела группа полицейских с револьверами у пояса.
Он незаметно закрыл
лицо руками и старался воспроизвести губами те же движения, какие делала Шурочка; он хотел
поймать таким образом эти слова в своем воображении, но у него ничего не выходило.
Но я предполагаю, что вы —
лицо служащее и не заживаетесь в Крутогорске подолгу. Вас посылают по губернии обревизовать,
изловить и вообще сделать полезное дело.
— Да, куривали! — отвечает обретенный товарищ, вглядываясь в черты
лица обревшего: — а помнишь, как раз нас сам инспектор на месте преступления
изловил?
А через три дня, в четверг, в «Развлечении» появились во весь лист карикатуры: лопнувший колокол, а рядом два близнеца с
лицом Н.П. Ланина, редактора «Русского курьера», а далее сам Н.П. Ланин сидит в ванне с надписью «ланинское шампанское» и из ванны вылетает стая уток, и тут же издатель «Новостей дня» А.Я. Липскеров
ловит этих уток.